Українською читайте згодом.
Как любой спортсмен, я мечтал стать олимпийским чемпионом
– Добрый день.
– Здравствуйте.
– Вы родом из Херсонской области?
– Да.
– Откуда?
– Это село Новорайск, Бериславский район Херсонской области.
– Сколько вы там прожили?
– Я прожил там до 13 лет. После этого переехал в Херсон. В Херсоне я учился в спортивной школе-интернате. После переехал в Харьков. Это был 2000 год. Тоже определенное время я был в спортивном интернате.
– Чем вам запомнился Херсон? Михаил Задорнов сказал, что Херсон назвали так, потому что в нем царице Екатерине приснился дурной сон. А чем вам этот город памятен?
– Это Днепр. В определенных местах – узкое устье реки, которое мне даже удавалось переплывать. Все ассоциации в Херсоне – с рекой. Почему-то я помню школьные, детские годы, когда мы плавали.
– Чем занимались ваши родители?
– Мама – экономист, папа – педагог в педагогическом училище. Семья, в общем-то, достаточно простая у меня. Но многое дали родители. Это для меня важно и ценно.
– Вот что вы взяли от родителей самое главное?
– Целеустремленность. Папа всегда говорит: “Нет ничего недостижимого”. Это утверждение я от него перенял. И любой вопрос, любая проблема, которая поднимается, – он с холодным умом ее воспринимает и говорит, что “нет, это не проблема – двигаемся вперед”.
– Вы профессионально занимались легкой атлетикой, бегом. Неоднократный чемпион Украины.
– Да.
– Какие дистанции?
– Я бегал спринт. Это 60, 100, 200 метров. Иногда 400. Действительно, я посвятил часть жизни именно спорту. Для меня это важное направление. Я 80% жизни тогда уделял тренировкам. Мысли все были устремлены именно в это начало.
– За сколько вы пробегали 100 метров? Лучший результат.
– Мой лучший результат – 10,6 секунды. Результат кандидата в мастера спорта.
– Родом из Херсонской области, из Каховки, великий бегун Валерий Филиппович Борзов. Вы знакомы с ним?
– Знакомы, конечно. Я был на всеукраинских сборах. Мы на тот момент часто виделись, общались. И конечно, я смотрел с большим благоговением на него. Для меня это был реально человек – живая эпоха спортивная. Он нас вдохновлял. Равно как и Бубка Сергей.
– В 1972 году на Олимпиаде в Мюнхене Валерий Борзов завоевал две золотые медали – в беге на 100 метров и на 200 метров. Это был первый случай, когда белый бегун прервал многолетнюю гегемонию афроамериканцев. И он сказал, что единственный выполнил наставление Никиты Сергеевича Хрущева: “Догнать и перегнать Америку!” Вы хотели стать когда-нибудь олимпийским чемпионом?
– Конечно. Я работал для этого. Увы, у меня случилась травма – и далее я не смог. Это был определенный поворот в жизни, уже когда я находился в Харькове. Тем не менее, конечно, каждый спортсмен мечтает быть олимпийским чемпионом.
– Вы юношей переехали в Харьков для того, чтобы тренироваться в школе олимпийского резерва?
– Да.
– Сколько вы уделяли подготовке в день?
– Максимальное количество. Я жил спортом. Интернатная система подразумевала, что мы просыпались, завтракали, после этого у нас была тренировка, потом учеба и потом снова тренировка. Как правило, было по две тренировки в день. То есть весь мой график был построен на том, чтобы я совершенствовал свои спортивные навыки максимально.
– Когда вы попали в Харьков, он вам понравился?
– Да, он понравился мне своей мощью.
– Монументальностью.
– Монументальностью, да. Это чувствовалось. Я был крайне впечатлен. Была осень. И что запомнилось тогда – была определенная серость.
– Он был запущен, правда?
– Это правда.
– Красивый, мощный и запущенный город.
– Ну, я точно отмечал, что при таких масштабах он должен быть лучше. Но я приехал из Херсона. Херсон тоже не отличался красотой на тот момент.
– Был еще хуже.
– Да. Вы знаете, что это время было, когда архитектурные формы и прочие преображения только начинались тогда. 2000 год – это определенный слом.
– Вы получили два высших образования: в Харьковском национальном педагогическом университете и юридической академии имени Ярослава Мудрого. Вы и занимались частной юридической практикой, и работали в судах.
– Да.
– В судах чем вы занимались?
– В суде я проработал порядка шести лет. Я был как секретарем судебных заседаний, так и помощником судьи. А также помощником заместителя председателя суда. Это достаточно серьезный опыт был и общения с людьми, и постижения юридических навыков. Это важный этап в жизни.
Нужно на какое-то время отпустить суды и убрать фокус внимания. Предыдущая власть много внимания акцентировала на судах, и это ни к чему хорошему не привело
– В судах на жизнь насмотрелись? На то, какие бывают ситуации и что могут люди делать.
– Конечно. Через разные призмы. Это было очень показательно. Я видел, как ведут себя прокуроры за кулисами. Я видел, как ведет себя тогда милиция еще, о чем говорят и что думают судьи. Я изнутри, в общем-то, впитал в себя эту всю кухню. Это было до того, как я стал адвокатом. И, заходя на эту стезю, я уже понимал, что происходит на самом деле.
– Я не сомневаюсь, что вы сталкивались с большими перегибами, с отклонениями психики людей, которые судились и так далее. Лучше бы вы этого не видели?
– Нет, точно лучше бы видел. Это важно. Еще раз подчеркну, что это достаточно серьезный опыт, который помог в жизни. Ведь люди любой категории – они и сейчас встречаются. И тот опыт помогает реагировать правильно, реагировать по восприятию на все происходящее.
– Когда вы сегодня видите человека, с которым предстоит работать или просто пообщаться, вы сразу можете сказать, пользуясь тем опытом, чем он дышит?
– Здесь мы говорим о проницательности. Да, это помогает. Насколько правильные выводы, время покажет. Но выводы я делаю с учетом опыта практически сразу.
– Как юрист, скажите, суды у нас честные?
– Короткий ответ: да.
– Да? Вот тут я удивился…
– Я очень много общался с судьями. Очень. Я знаю, чем они живут, что они делают, как они думают. И очень преувеличена коррупция в судах и нечестность судей. Но это факт. И как человек, находившийся внутри, я могу сказать, что это действительно так.
Есть две стороны, противоборствующие в споре. Если спор разрешается в чью-то пользу, конечно же, второй стороне очень удобно говорить о том, что что-то пошло как раз в плоскости коррупционной. Но очень часто это не так.
– Мне представляется, что все преобразования в Украине нужно начинать с судебной реформы. Когда наши граждане и иностранные инвесторы будут знать, что у нас абсолютно честная судебная система, как, например, в Великобритании, где судятся все олигархи наши, то тогда будет все в порядке и в остальном. Вы так же считаете?
– Моя позиция – нужно сейчас на какое-то время отпустить суды и убрать фокус внимания. У нас очень много акцентировала предыдущая власть на судах внимание. И это к хорошему не привело. Колоссальное количество недостачи судей в судах. У нас произошел полный развал судебной системы. Мы постоянно говорим о том, что судьи утопают в коррупции, и прочий, прочий негатив, который распространяется максимально. Кому-то это выгодно. Я реально знаю честных судей. И понятно, что им обидно, когда они это слышат. Они выкладываются, они разрешают споры в силу тех установок, которые есть в судейском кодексе. И это важно. Мы постоянно приходим что-то реформировать, но на этот момент – моя личная глубокая убежденность как человека, поработавшего в судебной системе, – нужно отпустить судей.
– Быть судьей – это быть особым человеком? Психология судьи особая?
– Это высокая ответственность, конечно. Судьи через себя пропускают многое, очень.
– Пропускают?
– Да, пропускают. Есть судьи, которые не научились абстрагироваться, отрешаться от происходящего. Это я тоже наблюдал.
– Вы видели эмоциональную реакцию судей на происходящее в процессе?
– Конечно. Очень часто. Уже в статусе адвоката даже на меня очень эмоционально реагировали, потому что я выступал с достаточно резкими замечаниями, с резкой критикой по поводу происходящего.
– И кричать могли?
– Иногда да. Иногда судьи переходят в какой-то совершенно другой эмоциональный толк: не рефери, которым они должны быть. У меня в практике были такие.
– Я себе выписал, что о вас говорят. Говорят, что вы “сдержанный, рассудительный и закрытый”. Уже вижу, что да. “Редко проявляете эмоции”. Тоже да.
– Я сейчас улыбаюсь. Это эмоции.
– О таких говорят: “сам себе на уме”, “умеете слушать”, “часто используете прием резкого ответа после паузы”. Правильно?
– Бывает.
– Сами к этому пришли или кто-то научил?
– Я думаю, что это опыт, полученный естественным путем в процессе общения. Например, адвокатская практика – это вечная борьба. Сейчас политика – это тоже борьба. И нужно обладать определенными приемами для того, чтобы участвовать в этой борьбе.
– Но еще говорят, что у вас обостренное чувство справедливости.
– Да. Это так.
– Вам часто приходилось сталкиваться с несправедливостью?
– Тут я бы с философской точки зрения сказал, что все, что происходит в мире, – я действительно в это верю – справедливо. Это если мы очень широко посмотрим на происходящее. Просто нужно искать глубинные причины происходящего. Но с такого, приближенного, видения, с внешней точки зрения и без глубокого анализа – конечно, несправедливости очень много.
– Вам приходилось сталкиваться с ней?
– Да.
– Какие реакции и эмоции вызывала у вас несправедливость?
– Гнев.
– Какой вы в гневе?
– Я сдержанный, да, но гнев иногда проявляется. В гневе я…
– Страшен.
– …Могу быстро принять достаточно жесткие решения.
– Вам от несправедливости плакать приходилось?
– Плакать – нет.
– Вы способны заплакать?
– Вот мы провожали ребят на нашей площади [Свободы], которые погибли в авиакатастрофе, и я словил себя на мысли, что настолько проникся этой ситуацией, что были сантименты, да. И в определенный момент мне эмоции приходилось даже останавливать, жестко упираясь.
– Как вы познакомились с Владимиром Зеленским?
– Я познакомился с ним на встрече в Днепропетровске. Я был кандидатом в народные депутаты. Тогда уже началась избирательная кампания. И там мы увиделись.
– То есть он уже был президентом?
– Да.
– Каким было первое впечатление от Владимира Зеленского?
– Очень положительный, энергичный человек, максимально излучающий позитив.
– Я не сомневаюсь, что вы, как и я, как и миллионы других людей во всем мире, были и остаются поклонниками таланта Владимира Зеленского – артиста. Когда вы впервые с ним встретились, что вы ощутили? Что это тот самый легендарный артист или уже президент? Какая эмоция была больше?
– Нет, точно я смотрел уже на президента. И конечно, восприятие президента было.
Меня “снимают” каждую неделю. Параллельно говорят о том, что есть конфликты внутри Офиса президента, что Трофимов борется с Ермаком, Ермак – с Трофимовым. Я хочу сказать, что это все неправда, инсинуации
– Какие отношения у вас с Владимиром Александровичем?
– Отношения хорошие. Президента и главы области.
– Вы часто встречаетесь?
– Достаточно часто, да.
– Он задает много вопросов?
– Конечно. Он постоянно интересуется регионом. Я постоянно рассказываю, что происходит. Потому что у меня же много информации. И я, по сути, глаза, уши, руки, ноги президента на месте.
– Откуда вы черпаете информацию?
– Достаточно много механизмов и источников ее получения. Я же провожу еженедельные совещания с правоохранительными органами, мы обсуждаем ряд животрепещущих тем для региона. Но мне в силу должности приходится вникать и углубляться во все процессы, которые происходят. Это важно.
– Владимир Александрович шутит во время встреч? Бывает такое?
– Конечно, иногда шутит. Но в основном это серьезные разговоры, связанные с управлением.
– Плюсы и минусы президента?
– О плюсах я сказал уже. Он очень вовлечен в процессы. При этом я бы обозначил это и как минус. Он очень многое пропускает через себя. Потому что у него, на мой взгляд, высокий эмоциональный интеллект и он впитывает эти истории. Конечно же, местами расстраивается. Тут от политики иногда нужно абстрагироваться, от происходящего.
– Он остался человеком после полутора лет пребывания на такой должности, человеком, которым все его любили и знали?
– Он точно остался человеком. Я думаю, человеком с большой буквы. Именно человечные люди и воспринимают происходящее, пропуская все через себя. Увы, но это так. Изменился ли? Я не знал его до этого. Но понятно, что мы смотрели все через экраны на него. Но точно политика закаляет. Я по себе могу судить. Определенные процессы трансформации происходят.
– Раньше, при других президентах, у людей, занимавших высокие должности на местах, всегда были покровители, то есть те, на кого тот или иной чиновник ориентировался. Скажем так, “крыша”. У вас сегодня “крыша” в окружении президента Зеленского есть?
– Я поставлен президентом. Я нахожусь в его вертикали. Поэтому, собственно, это ответ на вопрос. Я подотчетен президенту Украины.
– Но есть люди, на которых вы ориентируетесь, в близком окружении президента?
– Я в рабочих отношениях состою как с главой офиса Андреем Борисовичем Ермаком, так и с первым заместителем главы офиса Сергеем Владимировичем Трофимовым. Конечно же, мы в рабочих моментах обязательно контактируем. И есть определенная политика, которая спускается из Офиса президента. И мы в этом плане ориентируемся на нее.
– Насколько я знаю, отношения между Ермаком и Трофимовым очень напряженные. Как вам удается лавировать между ними, чтобы их напряженные отношения были где-то в стороне?
– Я думаю, что это не так на самом деле. Я приведу пример. Меня снимают каждую неделю.
– Да?
– Да. Меня снимают – сразу же параллельно озвучивается новая фамилия главы Харьковской области. Была и Мария Мезенцева. Это моя коллега, народный депутат из нашего региона. На прошлой неделе называли Айну Тымчук. Ну и так далее. Точно так же параллельно говорят о том, что есть конфликты внутри офиса, что Трофимов борется с Ермаком, Ермак – с Трофимовым. Я хочу сказать, что это все неправда, инсинуации. Просто есть третья сила, которой нужно, чтобы так было. И нужно приводить и запускать определенные механизмы как по мне, так и по команде, которая находится в Офисе президента. Это очень выгодно: публично дискутировать на эту тему – и приводить некоторые умы в дестабилизацию. Но это не так. Есть команда, которая реально работает во благо страны, старается и которая полностью в орбите президента.
– Вы были адвокатом сына Авакова в деле о рюкзаках. Какие у вас отношения с Арсеном Борисовичем?
– Отношения рабочие.
– Он был, напомню, губернатором Харьковской области пять лет.
– Да, конечно. Отношения рабочие. Многие утверждают, что я являюсь человеком Авакова. Но я не могу так сказать. На самом деле я считаю, что Арсен Борисович достаточно важный министр. Я имею возможность ему позвонить, посоветоваться, что иногда делаю.
– По делам области?
– Конечно.
– Как губернатор с губернатором.
– Нет. Иногда по процессам, которые у нас происходят… Вы же видите, какие ситуации и события в последнее время в Харьковской области. И как губернатор я могу посоветоваться с предыдущим губернатором и все-таки как с министром, который отвечает за ряд вопросов, в том числе связанных с ГСЧС, например. Ну и в целом он держит руку на пульсе по харьковскому региону, очевидно, потому, что он большой жизненный путь прошел именно в Харькове и области.
– Аваков – мудрый человек?
– Да.
– Жизненные советы он вам дает?
– Да, конечно. Он дает жизненные советы. И один из них – четко находиться в последовательной коммуникации с президентом. И тогда, когда начались разговоры и разные позиции были, он достаточно четко сказал, что губернатор – это человек президента.
В некотором плане я считаю Кернеса своим учителем. Даже тренером
– Вам 35 лет, вы губернатор Харьковской области. Вы заявили о том, что идете в мэры Харькова. Зачем человеку с позиции губернатора идти в мэры?
– Раз мы уже переходим на темы политические, я бы хотел обратиться к Геннадию Адольфовичу. Я знаю, что вы дружны с ним достаточно.
– У нас хорошие отношения.
– …Пожелать ему здоровья в первую очередь. Я считаю, что это важно сейчас. Я готов сказать, что с моей стороны будет любая поддержка как для него, так и для семьи. Вы знаете, Геннадий Адольфович – острослов.
– Может сказать.
– Да. Человек-афоризм. Иногда он и в мою сторону забрасывал некоторые моменты. Тем не менее в некотором плане я считаю его своим учителем.
– Да?
– И даже тренером, да. Поэтому желаю ему как можно быстрее возвращаться в Харьков. Его харьковчане ждут.
– Но в мэры вы идете для того, чтобы побеждать, или для того, чтобы поучаствовать?
– Учитывая мое спортивное прошлое, конечно же, я иду побеждать. Я привык побеждать.
– Геннадий Кернес – хороший мэр?
– Да.
– Я всегда стараюсь быть объективным. Я помню запущенный Харьков начала 2000-х. Потом на моих глазах Харьков превратился, наверное, в лучший город Украины. Говорю об этом с болью, потому что Киев, к сожалению, проигрывает Харькову. К большому моему сожалению. Каким образом Кернес и его команда этого достигли?
– Я думаю, что он был достаточно последователен. Он выстроил жесткую, понятную и при этом простую систему. Вы знаете, что он контролировал все лично.
– Да.
– От и до. Я думаю, что это во всех процессах помогало.
– Каково ваше отношение к Кернесу как к человеку?
– Есть какие-то личные качества… Я бы не хотел их, наверное, обсуждать. Достаточно положительно.
– Вы знали о том, что его считают бандитом, сепаратистом и так далее?
– Ну, об этом же все трубили и писали. Конечно.
– Знаменитый ролик, где Кернес и Добкин обсуждают выборы Харькова и готовятся записать обращение к харьковчанам, вы смотрели?
– Несколько раз.
– Смеялись?
– Даже несколько десятков раз. Конечно.
– Что лучше: “Квартал 95” или этот ролик?
– Ну я бы не сравнивал.
– Вы, когда ведете какие-то переговоры или заседания, подразумеваете, что вас могут записывать?
– Конечно. Каждый политик должен находиться в ситуации, что его все время пишут, что он постоянно в прямом эфире.
– То есть вы это понимаете?
– Я это понимаю.
– Тяжело жить, зная, что каждое слово может быть записано, а потом еще лишь бы как истолковано?
– Не скажу, что тяжело. Но понимание этого есть.
– У вас уже достаточно много седых волос. Не оттого ли, что каждый ваш шаг на просвет?
– Седых волос добавилось за год, это точно.
– А сложно вообще быть губернатором?
– Иногда непросто, но я думаю, что ответ должен быть в другой категории. Если принимаешь на себя ответственность, то, в общем-то, ты уже…
– Неси.
– Да, неси этот крест, не задавайся вопросом: сложно или просто? Принял ответственность – несешь этот крест.
– Сколько часов в сутки вы спите?
– Очень по-разному. Бывает, и два часа, и четыре часа.
– Вы чувствуете, что это бремя давит на вас?
– Нет.
– Это спорт?
– Это спорт. Я выбрал этот путь. Поэтому даже от того сопротивления, которое присутствует, я получаю удовлетворение.
– Бывают моменты, когда от полученных новостей у вас начинает учащенно стучать сердце?
– Ну опять-таки трагические события, которых несколько было, – да, они заставляют сердце стучать чаще.
– Вас пугали?
– Нет.
– Нет?
– Ну, нет.
– “Ну, нет” или “нет”?
– “Нет” – это нет.
– Вы человек, который все переживает внутри. Вы понимаете, что иногда лучше давать выход эмоциям? Для здоровья даже лучше. Или не получается?
– Я это понимаю, конечно. Иногда делаю.
– Каким образом?
– Просто переключение. Эмоции мы же можем пропустить и выпустить через позитив. Позитив – это какие-то культурные мероприятия важные, от которых ты получаешь реальное удовольствие. Вот такой выброс и выход эмоций – это как раз наиболее интересный и положительный.
– Вы даже выпить себе не позволяете?
– Я открою тайну: до этой должности не позволял.
– Сейчас все наоборот?
– Да, сейчас иногда могу.
– Что пьете?
– Вино.
– Много можете выпить за один присест?
– Нет.
– Спорт не дает?
– Спорт не дает. Я при этом продолжаю заниматься спортом.
– Продолжаете?
– Да, конечно.
До определенного времени Харьков не признавал коронавирус. И, увы, есть люди, которые его до сих пор не видят и не слышат. При этом больницы переполнены
– Бегаете?
– Да.
– Сколько километров в день?
– Пять – это минимальное расстояние. И больше.
– Каждый день?
– Нет. Увы, не получается каждый день. Хотя до этого бегал, конечно, каждый день.
– Максимум сколько километров?
– 20–21.
– Где вы бегаете? Прямо по городу?
– В разных местах. По лесу. Есть у нас замечательная велодорожка, по которой я тоже иногда бегаю.
– Главное – не бегать там, где бежал Геннадий Кернес.
– Геннадий Адольфович бежал по дороге. А вот вдоль дороги и идет эта велодорожка. Это предупреждение Дмитрия, да?
– У вас охрана есть?
– Да, есть.
– Охрана бежит с вами?
– Охрана в автомобиле рядом.
– В комфортных условиях… Возвращаясь к Геннадию Кернесу… Почему он назвал вас молью?
– Я уже говорил о том, что Геннадий Адольфович – это человек-афоризм. Поэтому ему нужно задать вопрос.
– Что это за ситуация была?
– Ситуация известна: по поводу коронавируса, по поводу организации штаба коронавируса и всего, что с этим связано. У него был такой публичный выпад.
– Он же не признавал коронавирус сначала?
– Конечно. В этом большая проблема. Я считаю, что это и проблема, в которой он сейчас находится, и проблема в целом харьковского региона… Меня это крайне беспокоит. До определенного времени Харьков вообще не признавал коронавируса. И, увы, есть люди, которые его до сих пор не видят и не слышат. При этом переполнены больницы.
– Переполнены?
– При этом больницы города не подготовлены, конечно, в той степени, в которой они должны быть. Это большая проблема.
– У вас жена, двое детей. Как вы их защищаете от COVID?
– Они-то верят, понимают, что это. Потому что я изначально достаточно жестко ставил эти вопросы: что это не игрушка, что мы входим в совершенно новые реалии, весь уклад меняется. Это ясно и понятно. Поэтому и я, и жена карантинных мер максимально стараемся придерживаться и собственным примером демонстрировать это.
– Но по Харькову люди ходят без масок?
– Очень много людей ходит без масок. Это правда.
– И снаряды падают все ближе и ближе?
– Да, конечно. Круг сужается. Вот мы видим, кто заболел: мэр заболел, глава облсовета… Переболели все уже.
– Как вы думаете, что будет дальше? Будет ли опять жесткий карантин или обойдется?
– Это очень печальная история. Чиновники на местах должны взять на себя ответственность. Они у нас, увы, находятся в предвыборной истории. Вы знаете, что я недавно обратился к [мэру Днепра Борису] Филатову публично, после того поста-выпада в сторону президента Зеленского…
Он пытается сместить акценты. Хотя для меня совершенно четко понятно, что это предвыборная история. Никто из представителей органов местного самоуправления и мэров не хочет вводить ограничения. Они прямо об этом заявляют. Конечно, люди не хотят сидеть дома. Конечно, люди хотят быть на работе, зарабатывать деньги, они хотят, чтобы их дети учились в школах, в университетах. Но есть ситуации, как эта, когда мы должны принять определенные решения и взять на себя ответственность. Мэры не хотели и не хотят этого делать.
– Что за ситуация была в Харькове с концертом Оли Поляковой?
– Сразу скажу, что я очень люблю и уважаю Олю Полякову.
– Как можно ее не любить?
– Я приглашаю лично ее в Харьков. Прошу приехать. И мы с ней пройдемся по городским больницам. Я покажу ей Харьков. Не тот, который она увидела со сцены, а немножко другой. Это важно.
– Много людей было на ее концерте?
– Много.
– Это на площади где-то?
– Это, насколько я понимаю, на одном из стадионов района города.
– Опять-таки, возвращаясь к Кернесу: как он себя сейчас чувствует? Потому что данные противоречивы.
– По моим данным, плохо. Но корректнее будет мне все же не комментировать эту ситуацию.
Действительно, рассматривался вариант, при котором в мэры Харькова от “Слуги народа” шел бы один из сыновей Кернеса
– Он до выборов вернется в Харьков?
– Я выскажу свое мнение: нет.
– Это правда, что вы отказывались идти в мэры Харькова и активно уговаривали и президента, и Геннадия Кернеса, чтобы от партии “Слуга народа” в мэры шел один из сыновей Геннадия Кернеса?
– Правда. Но есть нюансы. Я как лидер региона, как лидер команды в регионе все же участвовал в отборе кандидатов. Мое слово при принятии решения тоже имело вес. И мы рассматривали разные варианты. В том числе, как пример, – один из самых известных промышленников нашего региона, руководитель “Турбоатома” Виктор Субботин. Человек уважаемый, достаточно известный среди элит. Рассматривались сыновья [Кернеса].
– Не один сын, а несколько?
– Да. Это все было в процессе дискуссии. Но Геннадий Адольфович упертый. Поэтому мы пока имеем то, что имеем. Но конечное решение за президентом. Поскольку я все же из команды президента наиболее публичное узнаваемое лицо в городе и в области, президент попросил – и, в общем-то, я как человек командный принял решение идти.
– Геннадий Кернес был против, чтобы один из его сыновей пошел на выборы мэра Харькова?
– Да. Он был против. Если бы он был за, думаю, что кто-то из них пошел бы.
– Наверное, тот, который возглавил список его партии на выборах в облсовет?
– Да. Тут даже, насколько мне известно, Аваков был за такую конструкцию. Кстати, Субботин тоже в лидерах в областном списке “Зе-команды”.
– Я бы хотел, чтобы вы кратко охарактеризовали ярких представителей харьковской элиты. Начнем с Александра Фельдмана. Что вы о нем думаете?
– С большим уважением отношусь к нему. Вы знаете, что он сейчас тоже кандидат в мэры. Но я буду говорить откровенные вещи. Он все же является человеком, которого некоторые представители действующей команды обижали часто. Поэтому мы допускаем, что приходит Фельдман – и тогда начнется…
– Передел в стиле 90-х.
– Серьезный передел в стиле 90-х. Я думаю, что Александр Борисович будет мстить.
– Вот так?
– Да. Но моя задача – не допустить этого.
– Но обижали сильно?
– Мы же наблюдали это публично. У нас “Барабашово” – это одна из наиболее криминогенных частей города.
– Город в городе.
– Город в городе. Там есть большие проблемы. Поэтому установка президента и Офиса президента – не допустить никаких поползновений и возвращения 90-х.
– Александр Ярославский – что вы о нем думаете?
– Вы знаете, что, например, с Кернесом они очень долгое время не общались. Они помирились буквально перед Новым годом после продолжительных раздоров, еще больше сплотились во время борьбы с коронавирусом, когда вдвоем говорили, что коронавирус будет порван. Собрали достаточно средств бизнеса для борьбы с коронавирусом, но, откровенно буду говорить, я не знаю, на что они потрачены. Я не был участником этого процесса. Тем не менее Ярославский по оборудованию помог области. Я могу ему позвонить в любой момент, равно как и он может мне позвонить в любой момент.
– Но у вас конфликт был с ним?
– Этого нельзя отрицать. Потому что все видели этот конфликт.
– Какое он впечатление на вас как человек производит?
– Очень активный, энергичный.
– Непростой вам регион достался. Столько центров притяжения… Все разные. То ссорятся, то мирятся.
– Да.
– Гонцы от этих людей периодически приходят, просят что-то? Или, может, сами эти люди что-то просят или требуют?
– Нет. Александр может позвонить мне в любой момент.
– Александр? Какой из них?
– Александр Владиленович.
– Ярославский.
– Да. И Александр Борисович, и Александр Владиленович могут позвонить в любой момент. И если им что-то нужно, если это в рабочей парадигме находится, то да, конечно, они получат помощь.
Игорь Райнин – профессиональный предатель
– О предыдущем губернаторе Харьковской области Юлии Светличной что думаете?
– Человек маленький, не самостоятельный абсолютно, абсолютно зависима от [экс-главы Администрации президента Петра Порошенко Игоря] Райнина. Человек, катастрофически доставший регион “армією, мовою, вірою”, вещами, которые разделяют. Понимаете, акценты на этом были сделаны настолько неправильно… Хотя я с большим уважением отношусь к армии, я люблю нашу рідну українську мову, и вера – это личное каждого человека. Это то, во что нельзя вторгаться.
– Но паразитировать на этом…
– Да, паразитировать… Предыдущая губернатор как раз и занималась этим.
– Она популярна в Харькове?
– Она узнаваема в Харькове. Но между узнаваемостью и популярностью все-таки есть разница.
– Как вы относитесь к тому, что бывший руководитель администрации Петра Порошенко Райнин сейчас находится в рядах ОПЗЖ?
– Я пиетета никакого не испытываю к ОПЗЖ и к лидерам, но я крайне удивлен, как они могли пропустить такого человека к себе? Это профессиональный предатель. Это очевидная вещь.
– Как он мог к ним пойти? Тоже вопрос.
– Если он профессиональный предатель – это же ответ как раз. Но у меня вопрос к лидерам: он же не добавляет – он минусует. Надо быть объективным: это динамично развивающаяся политическая сила. Но такой шаг минусует однозначно.
– Чем вам сегодня нравится Харьков?
– Харьков – очень душевный город. Я вас приглашаю. Я думаю, что мы бы прошлись и посмотрели – и вы будете очень впечатлены. Там душевные люди. Харьков – особенный город. Реально особенный. И ему нужно особое внимание. Это тоже факт. Мы уже затронули тему языка. Это острая тема. Русский язык, прекращение войны на Донбассе – это то, что обсуждается. Это ревностное отношение к неоднозначным трактовкам историческим. Вот это все – Харьков. При всем при этом харьковчане – большие патриоты.
– В Россию не хотят?
– Нет. Это большое заблуждение. Ведь можно быть патриотом, говоря на русском языке.
– Конечно.
– Можно любить свой город, свою страну, говоря на русском языке. Но это же факт. Это то, чего нельзя было ни в коем случае делать: нельзя сталкивать харьковчан друг с другом на почве отношения к армии, языку и вере.
– Что в Харькове плохо, на ваш взгляд? Что нужно улучшить?
– У нас есть парки, фонтаны. Это то, чему все удивляются. Это супер. Конечно, никто не отмечает, что многие объекты в кредитах… Большинство, если не все. При этом все забывают об источнике этой денежной энергии – о промышленности. О том, что наш регион – индустриальный. Вот на этом нужно сейчас сосредоточить акценты. Увы, но нужно подчеркнуть, что Харьков без заводов не существует.
– Но вы же пошли на выборы мэра Харькова со слоганом “Без заводов нет Харькова”.
– Да. Я убежден в этом. Есть простые цифры: 70% дохода всего региона – это промышленность. 50% отчислений в бюджет – это тоже промышленность. Более 150 тысяч рабочих мест – это промышленность.
– А рынок “Барабашово”?
– Ну, рынок “Барабашово”, парки и фонтаны – все-таки это не тот источник прибыли, который демонстрировал и демонстрирует индустриальный город.
– Харьков – город для жизни? В нем комфортно жить?
– С учетом коронавирусных тенденций – нет. Нужно сделать так, чтобы было комфортно. Нам нужно сберечь жизни наших родителей, наших дедушек и бабушек, наших детей. Это сейчас важно.
– Харьков – студенческий город. Что нужно сделать, по-вашему, для вузов Харькова? И какое состояние вообще вузов, общежитий?
– Студенчество – это отдельная жизнь. Она всегда параллельно идет. Мы все студенты в прошлом. Конечно, науке, образованию нужно уделять больше внимания. Потому что это потенциал будущего, это основа, платформа. И я думаю, что для этого нужно многое делать. А еще у нас очень много иностранных студентов.
– Конечно.
– Колоссальное количество. Харьков в целом межнациональный. Это еще одно подтверждение.
– А сколько вьетнамцев на “Барабашово” живет…
– Это да.
– Вы в Харькове живете в комфортных условиях? У вас квартира или дом?
– Сейчас я дом арендую. Да, в комфортных.
– Вы гуляете по городу? Давайте забудем про COVID. До него гуляли по городу?
– Конечно, да.
– Какие у вас любимые места в Харькове?
– Мои любимые места – это любимые места детей. Потому что, если я гуляю, я гуляю с детьми, конечно же. Дети любят парк Горького. Там есть аттракционы. Им это нравится, они просятся туда. Что касается моих личных прогулок, это, конечно, лес. Я могу уйти и совершенно спокойно гулять и думать.
– Вы человек, вообще любящий побыть наедине с собой?
– Да, но в последнее время это редкость.
– Харьков до сих пор остро реагирует на спорные вопросы истории. И это понятно. Харьков хочет, чтобы городу позволили говорить на русском языке. Это тоже понятно. Это можно сделать законодательно?
– Мы же понимаем, что закон можно принять, который позволит говорить. Я не хочу просто… Это все затертые темы… По поводу примеров других стран, где три-четыре языка есть.
– Швейцария, Канада.
– Да. И они развиваются, и все благополучно там. Да, но это точно не вопрос регионального уровня. Тут нужно принимать закон.
– Вы говорите своим бывшим коллегам по парламенту, президенту о том, что для Харькова нужен русский язык?
– Ну, президент точно не отрицает для Харькова русский язык. И никто не осуждает говорящих на русском, кроме некоторых совершенно, извините, сумасшедших людей, у которых акценты лишь на этом и ни на чем другом. Но вопрос возможности закрепления – это все-таки вопрос максимально высокого уровня и принятия государственного решения.
– В моем представлении в таких городах, как Одесса и Харьков, очень сильны пророссийские настроения. Вы это ощущаете?
– Что значит “пророссийские настроения”? Харьковчане точно не хотят в Россию. Ну точно. Я готов под этим подписаться. То, что они хотят говорить на русском, – да, это факт. Но тем не менее они любят свой регион в составе Украины. Это тоже факт. И они являются большими патриотами.
– После начала нынешнего очень жесткого обострения между Арменией и Азербайджаном в Нагорном Карабахе вы пригласили к себе лидеров диаспор Армении и Азербайджана, усадили их за один стол и попросили быть толерантными по отношению друг к другу. Но, насколько я понимаю, ваше совместное заявление противоречит официальной позиции Министерства иностранных дел Украины. МИД поддержал Азербайджан, сославшись на то, что Нагорный Карабах является территорией Азербайджана так же, как Донбасс и Крым являются территорией Украины. Как на ваши действия отреагировали в Офисе президента и в Министерстве иностранных дел? И что по этому поводу, может быть, сказал Арсен Аваков?
– Я скажу о том, о чем уже говорил: Харьков – многонациональный регион. Я это сделал, упреждая какие-либо поползновения, в том числе даже хотя бы минимально потенциально возможные, в нашем регионе.
– Армянская община большая в Харькове?
– Конечно. У нас большая армянская община. Я не думаю, что это противоречит. Я говорил о мире и о толерантном отношении, не переходя в обсуждение, анализ политических вопросов.
– Кто прав, кто виноват.
– Да. Мы находимся здесь, мы харьковчане. И армяне, и азербайджанцы – большинство из них граждане Украины. Поэтому я публично призвал всех к миру и порядку.
– Арсен Аваков ничего вам не говорил по этому поводу?
– Нет.
– Последняя социология показывает, что у партии “Слуга народа” в Харькове очень низкий рейтинг и высокий антирейтинг. Как вы собираетесь выигрывать на выборах мэра?
– Я уже, собственно, озвучил тезисы по поводу особенностей региона. И у меня есть это понимание. Я взял начало с промышленности. Это то, что необходимо. И экономика… На поднятие экономики региона и города есть большой запрос у общества. Это факт.
Теоретически я допускаю возможность, что из-за коронавируса местные выборы не состоятся
– Конечно.
– Самое главное, что я и моя команда понимаем эти моменты. И я делаю огромный акцент на том, чтобы мы не допустили то, что вы назвали “90-е”. Никаких переделов в случае моей победы не будет. Часть команды (а это профессиональная команда), которая работала с Геннадием Адольфовичем, будет работать со мной. Потому что там действительно профессионалы, которые знают свое дело.
– Выборы теоретически из-за COVID могут не состояться?
– Если мы достигнем 10 тысяч в день, если больницы будут настолько переполнены, насколько это прогнозируется сейчас… Притом что органы власти и я лично делаем все, чтобы этого не случилось, теоретически мы можем это допустить.
– Вы допускаете такую возможность?
– Да.
– На ваш взгляд, будет ли после местных выборов перезагрузка в команде президента?
– “Команда” – это широкое понятие. Есть Офис президента, есть парламент, есть региональная часть команды. Если отвечать коротко, то да, скорее всего, это случится. Конечно, будут сделаны выводы. Есть элиты, которые входили и входят в команду и работают на местах. Я думаю, что результат заставит делать выводы.
– Под Харьковом произошло крушение самолета Ан-26 с курсантами на борту. Как вы узнали об этой трагедии? Что первым делом вы начали предпринимать?
– Это был звонок от моего заместителя, который отвечает за силовой блок. Ему в первую очередь [отчитывается] руководитель областного управления ГСЧС по всем чрезвычайным обстоятельствам. Я сразу же принял решение выехать на место. Я через 30–40 минут был там. За это время я не смог получить четкой, определенной информации по крушению самолета.
– Бардак.
– Откровенно говоря, на месте был бардак. Эти списки… Мы не понимали количество погибших людей. Списки, писанные от руки. Я разговаривал с президентом. Исходя из того, что я не получал эту информацию и он не получал, мы не могли назвать четкое количество людей, находившихся на борту. Но для меня это был, наверное, в тот момент самый противоречивый и знаковый момент по дезорганизации.
– Хаос был?
– Да. Это можно назвать хаосом. Но следует отметить, что в течение короткого промежутка времени представители силовых структур все взяли в руки. Много, конечно, зевак на месте было. Там не очень корректные вещи выбрасывались и в средства массовой информации, и в соцсети.
– Вы видели останки?
– Конечно, да.
– На вас это произвело глубокое впечатление? Или вы человек стойкий?
– Я в этом плане стойкий человек. Меня, конечно же, это впечатлило. Но, как я говорил, меня больше впечатлила боль родственников. Даже, наверное, не сами по себе бездыханные тела наших ребят, а именно эмоциональное напряжение и отношение родственников. Это самое страшное.
– Вы встречались с парнем, который выжил?
– Да.
– Фантастика?
– Это уникальный случай. Он реально родился в рубашке.
– А как это получилось?
– Часть самолета каким-то образом его прикрыла. Он не загорелся. Он пришел в себя, ему удалось вылезти. И он при этом еще помогал выжить товарищу горевшему. Одному Богу известно, как это произошло. Но факт остается фактом: без единого перелома кости. Увы, остальные ребята погибли.
– В программе у Савика Шустера вы сделали очень резонансное заявление. Вы сказали, что самолет с сыном командующего военно-воздушными силами Украины Сергея Дроздова получил приоритет в посадке перед крушением Ан-26, который терпел бедствие. Военные после этого назвали ваши слова ложью и манипуляцией. Кто прав? Вы или военные?
– В таких утверждениях действительно есть определенная манипуляция. Я никогда не говорил, что дали приоритет, потому что там был сын. Более того, я никогда не называл ничью фамилию до эфира, пока об этом не сказал сам Дроздов. Я не комментировал в таком ключе эту ситуацию. Я просто задавал вопросы. Начали развивать тему, что я за то, чтобы его сняли… Сразу скажу: я категорически против, чтобы его снимали. Это генерал, профессионал. Я знаю, что думают авиаторы об этой ситуации и как они его поддерживают. Вряд ли садили самолет по указанию генерала. Тем более, я думаю, что критической ситуация стала в последние мгновения. Поэтому тут есть поддержка у Дроздова среди коллег. Он, я думаю, должен остаться на своей должности. У него точно, насколько я знаю, не было запроса на то, чтобы его сына носили на руках. Я точно знаю, что такого запроса не было. Его носили – это личное решение руководящего состава университета. Для чего они это делали? Для того, чтобы выслужиться? Я думаю, что разумного, правильного генерала этим точно не пронять. Моя позиция такая. При этом я считаю, что действующий руководитель университета [Воздушных сил имени Кожедуба] генерал Туринский, конечно же, должен уйти.
– Он не авиатор, да?
– У нас самолеты падают, потому что главным летным вузом страны руководят зенитчики.
– Вот вы сейчас знаете намного больше, чем знали в первый день, когда произошла трагедия. Почему это стало возможным? Почему гибель этих ребят случилась?
– Да. Я знаю много. Увы, я пока не могу говорить в силу бремени тайны, которая есть и в досудебном расследовании, и с учетом моего членства в государственной комиссии. Ну, собственно, я частично ответил на этот вопрос… Потому что главным вузом руководит зенитчик, который занимается при этом политикой. Такого быть не должно.
– Плюс старые самолеты…
– Конечно. Я думаю, что общество увидит далее, что происходило, как происходило. Но сама трагедия должна многому научить.
– Ребята погибли. Как сделать так, чтобы другие не погибли?
– Дмитрий, вы совершенно правы. Нужно сделать правильные выводы. И нужно делать решительно и немедленно. После всех разборок нужно что-то менять. И президент дал задание представить полную картину происходящего по технике. Я думаю, что это серьезный толчок и важное начинание в нашей армии, которые не позволят возвращаться к таким трагическим историям в дальнейшем.
– Я немножко еще хотел бы поговорить о вас. В Киеве вы часто бываете?
– Да.
– Раз в неделю?
– Сейчас я много завязан на выборах, поэтому реже. А до этого раз в неделю стабильно бывал в Киеве.
– Как вы едете в Киев? Поезд, самолет или на машине?
– В последнее время это автомобиль. А до карантина – на самолете.
– Мне друзья-харьковчане говорят, что дорога Харьков – Киев преображается до неузнаваемости. Это правда?
– Да, это правда.
– И она будет европейской скоро?
– Конечно.
– Сколько вы сейчас тратите времени на дорогу?
– Около пяти часов, наверное.
– Пять часов все-таки?
– Да.
– Утомительно?
– Нет, меня не утомляет уже. Я свыкся.
– Вы в дороге работаете? Что-то делаете?
– Да, я читаю.
– По дороге вы где-то останавливаетесь перекусить?
– Я могу остановиться на заправке, но специально – нет.
– Режим питания у вас какой-нибудь есть?
– Да, я стараюсь следить за питанием. Тем не менее в силу определенных причин, когда полностью поглощен определенными процессами, сейчас он нарушен. Я вынужден это признать.
– Вы часто бываете голодным? Я это спрашиваю потому, что неоднократно видел президента Зеленского голодного.
– Я вам скажу, что, когда ты полностью вовлечен в какой-то процесс, ты не замечаешь этого и не чувствуешь голода. Это точно. Но долго не потребляющим пищу я бываю часто.
– Чем занимается ваша жена?
– Она воспитывает детей.
– Сколько детям лет?
– Они учатся уже в школе. Младшая, Стефания, пошла в первый класс в этом году. Ей шесть лет. Амелия старше на три года, ей девять. Она пошла в четвертый класс.
– Интересные имена: Амелия и Стефания.
– Выбирала Виктория, это моя жена. Ну а я конечное слово говорил. Она представляла несколько вариантов.
– Как вы их называете ласково?
– Стешуля и Ами.
– Они дружат между собой? Не ругаются?
– Очень ругаются. Они – лидеры маленькие. Друг другу доказывают постоянно, кто прав, кто виноват, что-то делят все время.
– Вы вмешиваетесь?
– При неимоверной остроте конфликта приходится, да. Но стараемся, чтобы они все же…
– Прикрикнуть можете?
– Ну, не очень громко.
– Сегодняшняя ситуация в Украине вам нравится?
– Мы вовлечены в процессы, которые связаны с COVID. И много минусов именно от него сейчас. Сокращение бюджета… Мы вынуждены были проводить секвестр областного бюджета, сократили его более чем на 300 миллионов в связи с этими процессами. Приостановление работы предприятий и много-много чего… Конечно же, эта ситуация мне не может нравиться. Категорически не нравится. Тем не менее я считаю, что в этой истории команда президента выглядит достойно. Находясь внутри, я знаю, насколько президент вовлечен и старается.
– Я задам последний вопрос. От спорта у вас осталась гипермотивация к победе. Каким будет Харьков при мэре Алексее Кучере?
– Да, я привык побеждать. Это правда. Харьков будущего – это прекрасный, комфортный, конечно же, успешный город с такими же добрыми, воодушевленными, успешными людьми.
ВІДЕО
